К сожалению, не редкость, что ради коммерческого интереса публику вводят в заблуждение. Часто в Москве или Петербурге встречаю огромные плакаты с броскими заголовками «мировая звезда», «единственный концерт мировой знаменитости» и т.п., а эту «знаменитость», в лучшем случае, знают в узких профессиональных кругах. Естественно, когда ты идешь на «мировую знаменитость», а получаешь банальный концерт, возникает некоторое разочарование.

Конечно, и великие исполнители тоже люди, и можно предположить, что в день концерта не всегда будут в форме. Но это редчайшие исключения. Выдающаяся немецкая скрипачка Анне-Софи Муттер, например, играет не больше 60 концертов в год. К каждому выступлению должным образом настраивается, чтобы подойти на пике физической и эмоциональной формы. Следовательно, подобные музыканты не могут выступать плохо. И гонорар у нее соответствующий – 100 тыс. евро за концерт.

 

Безусловно. Например, у Валерия Гергиева или Дениса Мацуева такой эмоциональный запас, что если даже они будут выступать через день, это все равно каждый раз будет гениально. А если взять пианиста Андраша Шиффа, который входит, на мой взгляд, в пятерку лучших исполнителей современности, это настолько субтильный, хрупкий художник, что 150 концертов он просто не выдержит.

Еще один нюанс – надо обращать внимание на организаторов или продюсеров, одним словом, бренд мероприятия. Если вы приезжаете на Зальцбургский фестиваль или на фестиваль в Байройте, куда со всего мира привозят лучшего Вагнера, можно быть уверенным, что уровень оперного представления или фортепьянного концерта будет высочайший и не разочарует искушенного меломана. На таких фестивалях есть традиции, жесткий отбор, репутация, наконец. Туда приглашаются лучшие из лучших со всего мира. И спрос огромный: все билеты раскуплены на несколько месяцев вперед.

Среди любителей музыки встречаются, а бизнес и политическая элита – к сожалению, нет. Разве что по приглашению каких-то государственных деятелей во время официальных визитов.

Русская более образованная. У наших людей даже со средним образованием есть определенный базовый музыкальный уровень. Западной публике мы уступаем в культуре и манерах поведения, в умении внимательно слушать и воспринимать музыку.

Если еще лет 15 назад мы могли легко назвать 5–10 чрезвычайно талантливых молодых исполнителей, то сейчас русские имена исчезают. Об этом нужно кричать, бить в колокола. Уровень нашего образования падает. Лучшие педагоги уезжают.

На сегодняшний день вы не найдете ни одну консерваторию в Германии или достойный университет в Америке, где бы не трудились русские педагоги. Пока нельзя сказать, что мы потеряли нашу школу окончательно, но мы ее сильно глобализировали.

Мировая музыкальная элита пополняется именами из Азии. Такие страны, как Корея, открывают для музыкального мира просто фантастические дарования.

Обидно, ведь систему воспитания талантов они переняли у нас. Азиатам не откажешь в стремлении быть первыми, огромном трудолюбии. У нас почему-то тенденции прямо противоположные – жить не высовываясь, не напрягаясь. Это, кстати, проблема всех развитых стран. Взять хотя бы Швейцарию – страну с высоким средним достатком. Примерный гражданин в Швейцарии – это во всем умеренный добропорядочный человек. Его дети просто наслаждаются детством. Зачем изнурять себя подолгу игрой на рояле или скрипке? Зачем быть лучше других? Моя дочь, которая воспитывалась за рубежом, приходила домой с занятий удовлетворенная, ничего не хотела делать. Приходилось дополнительно мотивировать стремление к новому, достижению своих целей.

В семье олигарха может быть сложнее вырастить талант. Потому что в такой семье есть опасность несерьезного отношения к труду. Если в богатой семье хотят воспитать профессионального музыканта, придется держать ребенка в большой строгости. Талант можно развить только кропотливым трудом. Поэтому не все родители выдерживают это испытание. Среднестатистическому человеку жить проще. У них меньше проблем, меньше болезней, у них нормальный образ жизни. А если кто-то хочет чего-то добиться, то это всегда встреча с тщеславием, карьеризмом, нарушением нормальных человеческих отношений. В том же Китае, если хочешь выбиться в люди, надо пахать от зари до зари.

 

В Китае десятки миллионов пианистов, поэтому, прежде чем пойти на концерт китайского музыканта, особенно тщательно убедитесь в высоком уровне исполнителя. С корейцами недоразумение другого рода: у них много людей с фамилией Ли или Пак (смеется). Трудно понять, это именно тот Ли или та Пак, которая восходящая звезда, или это однофамильцы. В этом году на фестивале «Музыкальный Олимп» было 30 человек, из них было три Ли.

Секрет такого успеха в этих странах не только в системе образования, но и в доступности музыки для всех, кто желает ею заниматься или просто наслаждаться.

Гениальное архитектурное сооружение под названием Национальный центр исполнительского искусства в Пекине, конечно, завораживает. Это целый остров посреди искусственного озера, на котором семь великолепных концертных площадок. Нам, конечно, далеко до этого, но в Петербурге концертный зал построили, Мариинский театр не дали испортить, и даже филармонию отремонтировали, не изменив при этом акустику. В Москве чуть похуже, всех волнует ремонт Большого театра, сохранится ли акустика после реконструкции Большого зала Консерватории. Хотя, нужно отметить, появились такие интересные площадки, как Барвиха, Крокус-сити…

У нас очень четкая концепция. Мы каждый год даем информационную сводку, кто на сегодняшний день появился на музыкальном Олимпе и обещает стать именем в мировой музыке. Происходит жесткий отбор. Лично я посещаю в год до 250 концертов, езжу на конкурсы. Мы отбираем действительно лучших. Ведь что нужно молодому артисту? Я исхожу, в том числе, и из своего опыта: я в свое время побеждала в международных конкурсах пианистов в Париже и в Женеве. Вы представляете, когда из 90 человек только 3 проходят в последний тур, и когда говорят, что ты из троих лучший, – это непередаваемое ощущение. Весь мир у твоих ног! Еще какое-то время ты в состоянии эйфории ждешь каких-то интересных предложений, гастролей. А потом вдруг понимаешь, что до тебя по большому счету нет никому дела. Хорошие концертные залы расписаны на 2–3 года вперед. И в этом замкнутом круге нет места для тебя. Ты никому не нужен, потому что не раскручен, на твоем имени организаторы не сделают коммерческий успех. Вот когда ты станешь Ланг Лангом, Денисом Мацуевым или Николаем Цнайдером, тогда другое дело. А как ты им станешь, никого не волнует.

Поэтому для нас очень важно организовать выступления музыкантов. И не только на лучших площадках Петербурга. Мы сейчас под эгидой фестиваля делаем выездные концерты в Карнеги-холле в Нью-Йорке, Берлинской филармонии, Тонхалле в Цюрихе. Наша задача – сделать так, чтобы каждый концерт молодого музыканта был для него событием, которое он запомнит на всю жизнь. В ответ он одарит публику своей необыкновенно искренней игрой. Ведь они еще не испорчены коммерческими контрактами, закулисной возней, не разочарованы. Для начинающих исполнителей наш фестиваль –возможность показать себя на престижных сценах, с различными оркестрами, найти своего продюсера. На наши фестивали мы приглашаем и менеджеров различных стран, которые буквально охотятся за талантами.

К сожалению, нет. Только западные, японские, корейские… Когда у нас приказал долго жить Госконцерт, у нас поломалось очень многое.

Смотря как ими распорядиться. Можно их и на красивый фейерверк пустить. Мне кажется, нужна какая-то выверенная, долгосрочная программа, которая бы поэтапно вводила бы проверенные стандарты и воссоздавала все лучшее в сфере гастрольной политики, что было в Советском Союзе. Был грамотный, профессиональный отбор.

Это замечательно, когда молодые таланты выступают вместе с маститым маэстро. Великий дирижер Караян поддерживал Анне-Софи Муттер, педагог скрипач Захар Брон – Венгерова и Репина. Они следили за творческим развитием детей и не давали их использовать, выводить в тираж, передавали бесценный опыт.

Я знаю, что есть коллекция у Министерства культуры. Но на сегодняшний день не могу сказать, как она используется, мы не связаны с Министерством культуры.

Да, мы получили его давно, в 1997 году. Это была хорошая моральная помощь.

 

Если мы хотим иметь культуру, то иного выхода у нас нет. А меценаты на самом деле у нас имеются. И традиции меценатства в России великие. Мне кажется, наши миллионеры совсем не прочь делиться тем, что зарабатывают.

Чтобы добиться определенных высот в музыке, надо отречься от очень многого. Отречься от реальной жизни и жить только музыкой, уйти в себя. Момент отречения у мужчин происходит значительно легче, чем у женщин. Женщина больше настроена на то, чтобы отречься ради кого-то, а не ради себя. А мужчине достаточно легко отречься от чего угодно ради себя.

Я живу сегодняшним днем и легко расстаюсь с прошлым.